Неточные совпадения
— Невыгодно! да через
три года я буду получать
двадцать тысяч годового дохода с этого именья. Вот оно как невыгодно! В пятнадцати верстах. Безделица! А земля-то какова? разглядите землю! Всё поемные места. Да я засею льну, да тысяч на пять одного льну отпущу; репой засею — на репе выручу тысячи четыре. А вон смотрите — по косогору рожь поднялась; ведь это все падаль. Он хлеба не сеял — я это знаю. Да этому именью полтораста тысяч, а не сорок.
Ну-с, итак: восемь гривен картуз, два рубля
двадцать пять прочее одеяние, итого
три рубля пять копеек; рубль пятьдесят сапоги — потому что уж очень хорошие, — итого четыре рубля пятьдесят пять копеек, да пять рублей все белье — оптом сторговались, — итого ровно девять рублей пятьдесят пять копеек.
— Ну вот хоть бы этот чиновник! — подхватил Разумихин, — ну, не сумасшедший ли был ты у чиновника? Последние деньги на похороны вдове отдал! Ну, захотел помочь — дай пятнадцать, дай
двадцать, ну да хоть
три целковых себе оставь, а то все
двадцать пять так и отвалил!
«
Двадцать городовому,
три Настасье за письмо… — значит, Мармеладовым дал вчера копеек сорок семь али пятьдесят», — подумал он, для чего-то рассчитывая, но скоро забыл даже, для чего и деньги вытащил из кармана.
Года
три тому назад, когда Валентину минуло
двадцать два, он, тайно от меня, подал прошение на высочайшее имя об отмене опеки, ему — отказали в этом.
— Все — старо, все! — угрюмо откликнулся Попов и продолжал: — Ему, Софрону, было семьдесят
три года, а он верхом ездил по
двадцать, тридцать верст и пил водку без всякой осторожности.
Клим смотрел на каменные дома, построенные Варавкой за
двадцать пять лет, таких домов было десятка
три, в старом, деревянном городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый городок, обиталище чистенького и влюбленного в прошлое историка Козлова.
— Ну, вот. Я встречаюсь с вами четвертый раз, но… Одним словом: вы — нравитесь мне. Серьезный. Ничему не учите. Не любите учить? За это многие грехи простятся вам. От учителей я тоже устала. Мне — тридцать, можете думать, что два-три года я убавила, но мне по правде круглые тридцать и
двадцать пять лет меня учили.
В не свойственном ей лирическом тоне она минуты две-три вспоминала о Петербурге, заставив сына непочтительно подумать, что Петербург за
двадцать четыре года до этого вечера был городом маленьким и скучным.
— Я отпустил его. — Как за что? И то не хотел везти: «по песку-то?» — говорит. Да отсюда
три целковых — вот
двадцать два рубля!
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет
двадцати двух, может быть
трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Есть, впрочем, и беспорядки: пятнадцатое ноября, и уже
три дня как стала зима, а шуба у меня старая, енотовая, версиловский обносок: продать — стоит рублей
двадцать пять.
«Зачем так много всего этого? — скажешь невольно, глядя на эти
двадцать, тридцать блюд, — не лучше ли два-три блюда, как у нас?..» Впрочем, я не знаю, что лучше: попробовать ли понемногу от
двадцати блюд или наесться двух так, что человек после обеда часа два томится сомнением, будет ли он жив к вечеру, как это делают иные…
Он уже убил
трех: всего
двадцать пять пуд мяса.
Мили за
три от Шанхая мы увидели целый флот купеческих трехмачтовых судов, которые теснились у обоих берегов Вусуна. Я насчитал до
двадцати рядов, по девяти и десяти судов в каждом ряду. В иных местах стояли на якоре американские так называемые клиппера, то есть большие, трехмачтовые суда, с острым носом и кормой, отличающиеся красотою и быстрым ходом.
Наслегом называется несколько разбросанных, в
двадцати, или около того, верстах друг от друга, юрт, в которых живет по два и по
три, происходящих от одного корня, поколения или рода.
Мы воспользовались этим случаем и стали помещать в реестрах разные вещи: трубки японские, рабочие лакированные ящики с инкрустацией и т. п. Но вместо десяти-двадцати штук они вдруг привезут три-четыре. На мою долю досталось, однако ж, кое-что: ящик, трубка и другие мелочи. Хотелось бы выписать по нескольку штук на каждого, но скупо возят. За ящик побольше берут по 12 таилов (таил — около 3 р. асс.), поменьше — 8.
Потом он рассказал, как он в продолжение
двадцати восьми лет ходил в заработки и весь свой заработок отдавал в дом, сначала отцу, потом старшему брату, теперь племяннику, заведывавшему хозяйством, сам же проживал из заработанных пятидесяти-шестидееяти рублей в год два-три рубля на баловство: на табак и спички.
Пусть он мне даст только
три тысячи из
двадцати восьми, только
три, и душу мою из ада извлечет, и зачтется это ему за многие грехи!
Одним словом, можно бы было надеяться даже-де тысяч на шесть додачи от Федора Павловича, на семь даже, так как Чермашня все же стоит не менее
двадцати пяти тысяч, то есть наверно
двадцати восьми, «тридцати, тридцати, Кузьма Кузьмич, а я, представьте себе, и семнадцати от этого жестокого человека не выбрал!..» Так вот я, дескать, Митя, тогда это дело бросил, ибо не умею с юстицией, а приехав сюда, поставлен был в столбняк встречным иском (здесь Митя опять запутался и опять круто перескочил): так вот, дескать, не пожелаете ли вы, благороднейший Кузьма Кузьмич, взять все права мои на этого изверга, а сами мне дайте
три только тысячи…
На наличные деньги он берет рубль
двадцать пять копеек — полтора рубля ассигнациями; в долг —
три рубля и целковый.
В нескольких шагах от двери, подле грязной лужи, в которой беззаботно плескались
три утки, стояло на коленках два мужика: один — старик лет шестидесяти, другой — малый лет
двадцати, оба в замашных заплатанных рубахах, на босу ногу и подпоясанные веревками.
Компания имела человек пятьдесят или больше народа: более
двадцати швей, — только шесть не участвовали в прогулке, —
три пожилые женщины, с десяток детей, матери, сестры и братья швей,
три молодые человека, женихи: один был подмастерье часовщика, другой — мелкий торговец, и оба эти мало уступали манерами третьему, учителю уездного училища, человек пять других молодых людей, разношерстных званий, между ними даже двое офицеров, человек восемь университетских и медицинских студентов.
Перебирая воспоминания мои не только о дворовых нашего дома и Сенатора, но о слугах двух-трех близких нам домов в продолжение
двадцати пяти лет, я не помню ничего особенно порочного в их поведении.
За
двадцать лет я, может быть, раза
три бывал в кафе.
Часа
три мы пробыли здесь с Богатовым, пока он сделал прекрасную зарисовку, причем десятник дал нам точные промеры подземелья. Ужасный каменный мешок, где был найден скелет, имел два аршина два вершка вышины, ширины — тоже два аршина два вершка, а глубины в одном месте, где ниша, —
двадцать вершков, а в другом — тринадцать. Для чего была сделана эта ниша, так мы и не догадались.
— Да… Капитан… Знаю… Он купил
двадцать душ у такого-то… Homo novus… Прежних уже нет. Все пошло прахом. Потому что, видишь ли… было, например, два пана: пан Банькевич, Иосиф, и пан Лохманович, Якуб. У пана Банькевича было
три сына и у пана Лохмановича, знаешь, тоже
три сына. Это уже выходит шесть. А еще дочери… За одной Иосиф Банькевич дал пятнадцать дворов на вывод, до Подоля… А у тех опять пошли дети… У Банькевича: Стах, Франек, Фортунат, Юзеф…
Сначала это чтение было чрезвычайно беспорядочно: «Вечный Жид», «
Три мушкетера», «
Двадцать пять лет спустя», «Королева Марго», «Граф Монте — Кристо», «Тайны мадридского двора», «Рокамболь» и т. д.
Все станицы походили одна на другую, и везде были одни и те же порядки. Не хватало рук, чтобы управиться с землей, и некому ее было сдавать, — арендная плата была от
двадцати до пятидесяти копеек за десятину. Прямо смешная цена… Далеко ли податься до башкир, и те вон сдают поблизости от заводов по
три рубля десятина. Казачки-то, пожалуй, похуже башкир оказали себя.
Самое слабое наказание, какое полагается каторжнику за побег, это — сорок плетей и продолжение срока каторжных работ на четыре года, и самое сильное — сто плетей, бессрочная каторга, прикование к тележке на
три года и содержание в разряде испытуемых
двадцать лет.
Не один раз думал я, что мое ружье расстрелялось или погнулось, что слаб порох или неверны заряды; мне случалось делать до
двадцати пяти выстрелов и убить
трех или четырех тетеревов.
Шагах в
двадцати от эшафота, около которого стоял народ и солдаты, были врыты
три столба, так как преступников было несколько человек.
— Изложение дела. Я его племянник, это он не солгал, хоть и всё лжет. Я курса не кончил, но кончить хочу и на своем настою, потому что у меня есть характер. А покамест, чтобы существовать, место одно беру в
двадцать пять рублей на железной дороге. Сознаюсь, кроме того, что он мне раза два-три уже помог. У меня было
двадцать рублей, и я их проиграл. Ну, верите ли, князь, я был так подл, так низок, что я их проиграл!
Правда, все
три были только Епанчины, но по матери роду княжеского, с приданым не малым, с родителем, претендующим впоследствии, может быть, и на очень высокое место, и, что тоже довольно важно, — все
три были замечательно хороши собой, не исключая и старшей, Александры, которой уже минуло
двадцать пять лет.
— Да;
двадцать лет;
двадцать лет и
три месяца. Вместе учились; я прямо в военную…
Отец Варвары Павловны, Павел Петрович Коробьин, генерал-майор в отставке, весь свой век провел в Петербурге на службе, слыл в молодости ловким танцором и фрунтовиком, находился, по бедности, адъютантом при двух-трех невзрачных генералах, женился на дочери одного из них, взяв тысяч
двадцать пять приданого, до тонкости постиг всю премудрость учений и смотров; тянул, тянул лямку и, наконец, годиков через
двадцать добился генеральского чина, получил полк.
По приблизительному расчету, можно было на сто пудов песку положить золотника
три, а при толщине пласта в полтора аршина и при протяжении россыпи чуть не на целую версту в общем можно было рассчитывать добыть пудов
двадцать, то есть по курсу на четыреста тысяч рублей.
Некоторое время поддержала падавшее дело открытая на Фотьянке Кишкиным богатейшая россыпь, давшая в течение
трех лет больше ста пудов золота, а дальше случился уже скандал — золотник золота обходился казне в
двадцать семь рублей при номинальной его стоимости в четыре рубля.
Все разом загалдели. Особенно волновались бабы, успевшие высчитать, что на
три артели придется получить из конторы меньше двух рублей, — это на двадцать-то душ!.. По гривеннику не заработали.
— От ста пудов песку золотника с
три падет, баушка… Я уж все высчитал. А со всего болота снимем пудов с
двадцать…
Один момент — и детская душа улетела бы из маленького тельца, как легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без шапки. Саженях в
двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу
три человеческих фигуры. Подбежав к ним, Макар увидел, как солдат Артем одною рукой старался оттащить голосившую Аграфену с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще на теплом трупе.
«Таким образом, милостивые государи, вы можете видеть, что на покрытие всех решительно нужд семи наличных членов ассоциации, получавших в Доме, решительно все им нужное, как-то: квартиру, отопление, прислугу, стол, чай и чистку белья (что составляет при отдельном житье весьма немаловажную статью), на все это издержано триста
двадцать шесть рублей восемьдесят
три копейки, что на каждого из нас составляет по
двадцати пяти рублей с ничтожными копейками.
При такой дешевизне, бережливости и ограниченности своих потребностей Вязмитинов умел жить так, что бедность из него не глядела ни в одну прореху. Он был всегда отлично одет, в квартире у него было чисто и уютно, всегда он мог выписать себе журнал и несколько книг, и даже под случай у него можно было позаимствоваться деньжонками, включительно от
трех до
двадцати пяти рублей серебром.
После приезда, на другой день, он отправился к фотографу Мезеру, захватив с собою соломенную девушку Бэлу, и снялся с ней в разных позах, причем за каждый негатив получил по
три рубля, а женщине дал по рублю. Снимков было
двадцать. После этого он поехал к Барсуковой.
С тех пор его зовут не Арефий, а Арева» [Замечательно, что этот несчастный Арефий, не замерзший в продолжение
трех дней под снегом, в жестокие зимние морозы, замерз лет через
двадцать пять в сентябре месяце, при самом легком морозе, последовавшем после сильного дождя!
Дом стоял на косогоре, так что окна в сад были очень низки от земли, а окна из столовой на улицу, на противоположной стороне дома, возвышались аршина
три над землей; парадное крыльцо имело более
двадцати пяти ступенек, и с него была видна река Белая почти во всю свою ширину.
Две-три усадьбы дворянских,
Двадцать Господних церквей,
Сто деревенек крестьянских
Как на ладони на ней!
— Собственноручный мой папаша выпивал в день не менее
двадцати стаканов чаю, почему и прожил на сей земле безболезненно и мирно семьдесят
три года. Имел он восемь пудов весу и был дьячком в селе Воскресенском…
— Вот. Гляди — мне сорок лет, я вдвое старше тебя, в
двадцать раз больше видел. В солдатах
три года с лишком шагал, женат был два раза, одна померла, другую бросил. На Кавказе был, духоборцев знаю. Они, брат, жизнь не одолеют, нет!
— Это что такое? Остановите роту. Остановите! Ротный командир, пожалуйте ко мне. Что вы тут показываете? Что это: похоронная процессия? Факельцуг? Раздвижные солдатики? Маршировка в
три темпа? Теперь, капитан, не николаевские времена, когда служили по
двадцати пяти лет. Сколько лишних дней у вас ушло на этот кордебалет! Драгоценных дней!